– Нет, что вы, я не смогу, не сумею, – бормотала Ася, но в конце концов сдалась под напором этих двух женщин, которых с детства считала почти родственницами.
Оружейную палату Ася знает если не как свои пять пальцев, то уж как десять, точно. Помнит все до мельчайших подробностей с самого детства. Тетя Нина, Катина мама, работала там экскурсоводом еще с тех пор, когда Ася с Катей под стол пешком ходили. Она и устраивала подружкам экскурсии по залам, сверкающим серебром, драгоценными камнями, старинным оружием, царскими украшениями и посольскими подарками. Бывая в гостях у подруги, Ася часами могла изучать каталоги и альбомы с фотографиями сокровищ. Ей ужасно нравилась тети Нинина работа, она и сама мечтала когда-нибудь стать экскурсоводом в каком-нибудь московском музее. Может быть, и стала бы, если б не несчастье, случившееся с ее родителями восемнадцать лет назад.
Как давно это было! И как странно, что ей никак не удается восстановить в памяти лиц мамы и папы. Впрочем, ничего странного, говорят, что именно лица тех, кого больше всего любишь, труднее всего мысленно увидеть. Особенно если этих людей уже давно нет на свете. Ей вдруг вспомнился тот ужасный день… самый страшный день в ее жизни.
В тот день Ася сидела в своей комнате и корпела над учебником по алгебре.
Нет ничего кошмарнее выпускных экзаменов. Сочинения Ася не боялась, шла на него если не как на праздник, то во всяком случае, без дрожи в коленях. Литературу она любила, родной язык знала хорошо, но математика! Немецкий язык – пожалуйста, история – с великим удовольствием. Ну может, и без особого удовольствия, но и без паники. Но математика! Точные науки всегда давались ей с трудом. Спасибо, отец выручал, помогал решать трудные задачки, чертил геометрические проекции, так что на скромную четверку она вытягивала. Но экзамена боялась ужасно. А вдруг завалит? Непременно завалит, это уж как пить дать. Жаль, что папы с мамой нет, некому помочь, поддержать, посочувствовать. Как раз сегодня они улетели в Томск, на дедушкин юбилей.
Они долго раздумывали, стоит ли лететь. У дочки экзамены, у Клары, как всегда, сердце пошаливает, но потом решили: нужно. Не были в Томске целых четыре года, а тут такой повод – деду шестьдесят! Клара надулась: оставили на нее девчонку, да еще в такое время. А у нее больное сердце! Ну понятно, это бессовестная, злобная невестка сына подбила на этакую подлость по отношению к родной матери. А чего еще от снохи можно ждать?
Ася подозревала, что сердце тут ни при чем. Просто если мама уедет, Кларе придется засучить рукава и взяться за домашнее хозяйство. У Аси выпускные экзамены, на нее всего не навалишь. А за сердце бабушка хваталась всегда, стоило кому-нибудь из домашних выразить даже самое малюсенькое желание, идущее вразрез с Клариными планами. Впрочем, такие поползновения в семействе были чрезвычайно редкими. Ни Рома, который был старше своего пасынка, Асиного отца, всего на пять лет, ни мама, ни даже папа, мужчина достаточно твердый и уверенный в себе, старались лишний раз Клару не гневить. То ли взрослые верили, что у нее и в самом деле больное сердце, то ли им просто не хотелось с ней связываться. Злиться и ругаться, капризничать и плакать она могла часами, иногда ее дурное настроение затягивалось на неделю и больше.
Когда-то Асина бабушка работала актрисой. Было это очень давно, в начале пятидесятых. Клара Волкова, тогда еще молоденькая девушка, играла в одном из провинциальных театров маленькие скромные роли. Там хорошенькую инженю и заприметил Асин дедушка, приехавший в провинцию в командировку. В то время дед был еще не дедом, а бездетным вдовцом среднего возраста, партийным работником с приличным окладом, всеми соответствующими статусу льготами и трехкомнатной квартирой почти в центре Москвы. Лучшей партии расчетливая Клара и представить себе не могла. Она с радостью ушла из театра и переехала в Москву. Вскоре родился Асин папа, и молодая жена посвятила себя его воспитанию. Дедушки Ася не помнила, он умер через полтора года после ее рождения. Однако она знала, что дед боготворил жену и ничего для нее не жалел. Об этом рассказывала сама Клара, когда ей хотелось немного пообщаться с внучкой. Малышкой бабушка почти не занималась, но когда та чуть повзрослела, у Клары стало возникать желание говорить с ней. Девочка росла послушным, спокойным ребенком, терпеливо слушавшим как нотации, так и рассказы взрослых. Из этих рассказов она и узнала, что дед обожал жену и всячески старался оградить ее от забот и проблем. Пока он был жив, домашним хозяйством занималась приходящая прислуга, после его смерти от услуг домработницы пришлось отказаться, однако вдова не растерялась и быстренько свалила всю работу по дому на тихую и безропотную сноху.
Слушая истории из Клариной биографии, девочка удивлялась: вот она бы ни за что не рассталась с актерским ремеслом ради того, чтобы стать женой немолодого и некрасивого (судя по фотографиям) мужчины. В Асином представлении артисты были чем-то вроде небожителей, населявших греческий Олимп. Как можно отказаться от такого счастья? И если Клара это сделала, думала Ася, значит, она была бездарной актрисой. Или не любила своей профессии. Впрочем, бездарностью она скорее всего не была, артистические способности имелись, полученные в театре навыки не пропали втуне, но пригодились для спектаклей, разыгрываемых перед домашними. Самым частым представлением было такое: мамочка, страдающая, обиженная жестокой родней, взывает о смерти. Иногда (для разнообразия) она падала в обморок или, хватаясь за сердце, опускалась в кресло с тихим стоном: «Врача, вызовите кто-нибудь врача!» Приезжала «Скорая», врач измерял Кларе давление, делал укол и, посоветовав принимать бром и валерьянку, удалялся.
Через шесть лет после кончины мужа Клара снова вышла замуж. Несмотря на свои пятьдесят с хвостом, она все еще была красива. Надо отдать ей должное – в отличие от большинства своих сверстниц и даже женщин более молодых, она никогда не расхаживала по дому неприбранная, в старом, застиранном халате. Она вообще не признавала халатов. Утром Клара набрасывала на плечи голубой пеньюар и отправлялась в ванную наводить красоту. За завтраком, который готовила и подавала Асина мама, она уже сидела в красивом платье, при макияже и прическе, благоухающая французскими духами. Два раза в месяц Клара наведывалась к парикмахеру и косметологу и выходила от них обновленная и счастливая. Ни одного седого волоса Ася ни разу не заметила в ее густых каштановых волосах. А как же иначе, при молодом-то муже!
И все же, как ни старайся, скрыть количество прожитых лет невозможно. Даже теперь, при всех успехах пластической хирургии. А уж тогда, в восьмидесятые, это и вовсе было нереальным. Морщинки, темные круги под глазами, оплывший овал лица, талия, потерявшая стройность… Характер с возрастом тоже не улучшается. Будучи подростком, Ася все пыталась понять, почему молодой интересный мужчина женился на ее немолодой бабушке, пусть красивой и ухоженной, но капризной, требовательной, не мыслящей своей жизни без постоянной заботы о себе со стороны окружающих и, самое главное, не способной никому дарить ласку и тепло. Мог бы, наверное, Роман найти кого-нибудь моложе и добрее. Только став взрослой, Ася догадалась: парню срочно понадобилась московская прописка, а тут как раз Клара подвернулась. Характер у Ромы оказался спокойный, уживчивый, вот он и ладил с Асиной бабушкой столько лет, терпел ее капризы.
Тот теплый июньский вечер навсегда запечатлелся в Асиной памяти. Сначала в прихожей зазвонил телефонный звонок. Позвонил и быстро смолк – это Клара взяла трубку параллельного аппарата в своей спальне. Ася снова склонилась над учебником и вдруг услышала короткий жалобный вскрик, а затем грохот. Девочка бросилась на звуки и в дверях бабушкиной комнаты столкнулась с Романом. Его лицо казалось испуганным, руки дрожали. Выражение тревоги было неподдельным, и Ася тоже испугалась. Спросила тихо:
– Что случилось? Опять что-то с сердцем?
Роман как-то странно, немого жалостливо на нее посмотрел, потом выдавил:
– Ты не знаешь, где у нас нашатырь?
Ася бросилась искать склянку с нашатырным спиртом в шкафчике, висевшем на стене в ванной комнате.
На этот раз Клара не играла, она и в самом деле была в обмороке. Наверное, в пе