Бабочка с золотыми крыльями - Страница 25

Она очень надеялась, что Татьяны Павловны не будет на кухне, но надежда эта была напрасной. Свекровь, перетиравшая стеклянные фужеры, посмотрела на нее вскользь, собираясь поставить фужер на полку в шкафчике, но тут рука ее замерла в воздухе, а тонкие, тщательно выщипанные ниточки бровей приподнялись.

– Глянь-ка, замазала одежду кровищей. Где это ты, Настасья, поранилась? – с легким сочувствием, в котором, как обычно, проскальзывали легкие язвительные нотки, проговорила Татьяна Павловна.

Ася опустила глаза вниз и увидела, что желтая ее футболка, которую она надевала дома, и в самом деле запачкана на животе кровью.

– Надо же, а я и не заметила, – пролепетала она.

– Что-нибудь разбила? – вдруг всполошилась свекровь, бросаясь в комнату к своим любимым вещицам в стенке, которые Ася совсем недавно протирала влажной тряпкой. Ей было ясно, что сноха разбила что-то и хотела это скрыть.

– Ничего я не разбила, просто иголкой укололась. – Донеслось из кухни, и Татьяна Павловна, резко остановившись, сделала крутой разворот и вернулась назад, все еще посматривая на жену сына с подозрением.

– Уколола палец, – повторила Ася, показывая ей маленький бумажный сверток. – Вот этим. Откуда взялось, непонятно. Хорошо еще, что Алеше в руки не попалось. Где-то тут был йод…

– Вот он, – буркнула свекровь, доставая из ящичка в шкафчике склянку с йодом. На. А что это?

– Понятия не имею. Нашла под диваном, когда пылесосила.

– Под моим? – спросила свекровь, брезгливо рассматривавшая то, что лежало на листе бумаги.

– Под нашим. В нашей с Олегом комнате, – пояснила Ася. – Странная какая штука. Откуда она взялась?

Татьяна Павловна долго молчала, рассматривая куколку издали, всем своим видом показывая, что ей противно к ней прикоснуться. Потом подняла на невестку глаза и спросила:

– Руками трогала?

– Ну да. Я ж из-под дивана вытащила и потому укололась.

Татьяна Павловна отвела взгляд, потом протянула руку к куколке, вытащила одну иголку и произнесла задумчиво:

– Гадость. И неправильно совсем. Пластилин, а должно быть из воска. И иголок больно много. И кто подсунул-то? – Она поскребла указательным пальцем пухлый подбородок. – А-а, понятно… Вот дура-то! Идиотка сумасшедшая!

– Кто? – Ася вытаращила глаза, принимая ругательства на свой счет.

– Да Светка, кто ж еще! То-то я смотрю, она глазами по сторонам рыщет. Потом в ванную отпросилась и торчала там полчаса. Все ясно: волосы искала.

– Какие еще волосы? – Молодая женщина, вздрогнув, перекинула косу со спины на грудь и затеребила расплетенный ее кончик.

– Какие, какие. Обыкновенные, – раздраженно произнесла Татьяна Павловна и надолго замолчала, поглядывая на невесткину косу с каким-то странным интересом. – Твои, конечно же, не мои. Ты ведь у нее на дороге встала, не я.

И свекровь рассказала Асе историю о старухе, которая жила в деревне, где прошло ее детство. Об этой пожилой женщине в деревне ходили самые ужасные слухи. Якобы была она ворожеей, в своей избушке на окраине творила заговоры, читая молитвы задом наперед, жгла воск, наводила порчу на скотину, домашнюю птицу, а иногда и на односельчан. Ее боялись, как огня, с ней старались не заговаривать, если случайно встречали на улице, дом ее обходили стороной, но это не всегда помогало. Избежать конфликтов с соседями трудно, и кто даст гарантию, что соседка, обозленная тем, что ей не дали три рубля взаймы, не пойдет к деревенской ведьме и не попросит ее наслать на обидчицу порчу? Некоторые бабы, по слухам, действительно бегали к колдунье под покровом темноты. И когда от сердечного приступа умерла совсем еще молодая женщина, тридцатисемилетняя вдова Антонина, веселая, здоровая, сильная баба, которая могла одной рукой поднять в воздух пятимесячного теленка и к которой тайком похаживали некоторые семейные мужики, люди зашептались, что это, дескать, колдуньиных рук дело. Разве ж хоть что-нибудь в деревне может оставаться тайным! Вот чья-то ревнивая жена, прознав, отправилась к старой ведьме и с ее недоброй помощью извела веселую вдову.

Потом колдунья умерла, но слухи о ней еще долго муссировались среди деревенских жителей. Сама Татьяна ее не помнила, она еще маленькая тогда была, но когда ей было лет десять – двенадцать, с удовольствием слушала легенды, от которых на голове поднимались волосы. Тогда она очень интересовалась всем, что было связано с оккультным искусством. И все ее подружки тоже интересовались. Кто-то из старших девчонок, еще помнящих старую ведьму, рассказывал, что та делала из свечного воска куколок – двойников людей, на которых требовалось навести порчу. В воск обязательно прятался упавший с головы жертвы волос или украденный у нее состриженный ноготь. Потом в сердце «двойника» втыкалась большая цыганская игла, и вскоре тот, на кого навели порчу, начинал чахнуть, хиреть, а потом и вовсе отдавал Богу душу. Обычно от инфаркта. Но мог, например, утонуть, замерзнуть или сгореть в пьяном угаре. Это потом Татьяна, уехавшая в город учиться в ПТУ, догадалась, что необразованный деревенский люд пытался сваливать на колдунью абсолютно все свои несчастья. Коза сдохла? Старая ведьма виновата! Курицу лисица унесла? Тоже ворожея постаралась. Муж спился? Наколдовала, злодейка проклятая! Дочка по кривой дорожке пошла? Опять же колдунья всему виной! Такого мнения придерживались в основном женщины, мужчины же чаще всего смеялись над бабьим недомыслием.

Девочка Таня тоже верила в силу колдовских чар. Наслушавшись рассказов старших подружек, по ночам она тряслась под одеялом, а днем со страхом проходила мимо заброшенного дома колдуньи – старой почерневшей избы с провалившейся крышей и выбитыми стеклами. Этот дом пугал ее и в то же время манил, и она, дрожа от ужаса, замедляла шаг и смотрела на него не отрываясь. Подружки уверяли, что когда ворожея умерла, из ее трубы вырвался и устремился вверх столб черного дыма, хотя случилось это летом, когда печей никто не топил. И Тане, проходившей мимо ведьминой хибары, все казалось, что из полуразвалившейся трубы тянется серый дымок, а в темном окне мелькает лицо хозяйки – темное, сморщенное, и на нем сверкают горящие адским огнем глаза. Спустя год изба сгорела, но память о ведьме еще долго будоражила умы обитателей деревни.