Бабочка с золотыми крыльями - Страница 30

Уходить от Флягиной Ася пока не собиралась, хотя работа эта очень тяготила ее. Шутка ли – в любую, даже самую гадкую погоду на улице стоять! Конечно, в сильные морозы Инна Степановна лавочку прикрывала, все равно в такие дни покупателей на рынок можно было заманить разве что бесплатной раздачей колбасы или спиртных напитков. Но и в небольшие морозы было несладко, и Асе, несмотря на валенки и огромную дубленку, презентованную доброй работодательницей, иногда казалось, что внутри у нее все превращается в лед, который потихоньку начинает позвякивать, стоит ей сделать резкое движение. Впрочем, и в более комфортную для тела погоду торговля в металлической ракушке, которая промерзает зимой и сильно нагревается летом, – удовольствие ниже среднего.

К вящей радости Татьяны Павловны, на работе Олег держался и деньги домой приносил приличные. Асе он их, правда, на руки не выдавал и продукты теперь покупал сам. У него появилась машина – не новая «тойота» насыщенно-зеленого цвета, как он говорил, служебная. По поводу продуктов Ася и не спорила, ей все равно было некогда по магазинам бегать. Холодильником всегда заведовала свекровь. О том, чтобы жена ушла от Флягиной, Океанов больше не заговаривал. Однако ей все равно пришлось уйти. Из-за Анюты, родившейся в конце девяносто четвертого.

Появления на свет Анютки не ждал никто, и никто его не одобрял. Ни Зоя Ивановна, мечтавшая, что Ася когда-нибудь возьмется за ум и займется наукой, как она сама, ее образованная бабушка-кандидат. Ни свекровь, часто жаловавшаяся на тесноту и беспокойство, которое ей доставляет неродной внук. Ни Олег, настойчиво уговаривавший Асю избавиться от ребенка.

– Нет, ты, Настена, не подумай, что мне денег жалко на всякие там соски, куклы, распашонки, – говорил Океанов, и Ася понимала: жалко. Это прежде ему не было их жалко, наверное, потому, что денег у него почти и не было. А теперь, когда купюры приятно захрустели в его кармане, их стало жаль до слез, до спазм в желудке. Он даже мороженое Алеше перестал покупать, когда они выбирались куда-то вместе, что, впрочем, случалось крайне редко. Говорил жене: «Нечего напрасно ребенка баловать, а то вырастет трутнем». А на день рождения ей лишь букет цветов подарил. Сказал, что подарок они потом вместе выберут. Сказал и забыл, а она не напоминала. Но было неприятно и немного обидно.

– Ребенок – это дело серьезное, – разглагольствовал муж, – к этому вопросу нужно относиться продуманно. Ты, Настена, надеюсь, понимаешь, что это будет катастрофа?

– Скажешь тоже, катастрофа! – усмехнулась она, хотя на самом деле думала нечто похожее.

– При такой теснотище, в которой мы ютимся, катастрофа и будет. Вот если б ты тогда ко мне прислушалась, поговорила бы с дедом! Но ты не захотела, тебе плевать было, что мы все мучаемся, – разошелся Олег. – У матери вон от тесноты и шума вечно голова болит. Ты хоть понимаешь, во что это выльется?

– Может, с бабушкой родственный обмен сделаем, – не слишком решительно произнесла Ася. – Думаю, она согласится.

Надо сказать, что еще минуту назад подобная мысль ей даже в голову не приходила. Да и теперь, когда слова сорвались с языка, Асе казалось невозможным заговорить с бабушкой на эту тему. Как можно заставить ее покинуть квартиру, с которой связаны самые счастливые воспоминания? Да и не в воспоминаниях дело. На старости лет тяжело расставаться с привычным уютом и куда-то переезжать. Особенно в такую халупу, как океановская двушка. Кроме того, совсем рядом живет сын с семьей.

Было ясно, что бабушка не согласится, да и сама Ася вряд ли посмеет заговорить с ней об этом. И все же молодая женщина продолжала упорно твердить о родственном обмене, смутно догадываясь, что уговаривает уже не столько Олега, сколько самое себя. Ищет какие-то аргументы в пользу ребенка, появление которого тоже казалось ей катастрофой. Из всех ее родственников один только Алеша по глубокой детской наивности мечтал о братике или сестричке и иногда говорил матери об этом.

С неразрешимой проблемой помогли справиться врачи, заявившие Асе, что она поздно спохватилось. Время упущено, ничего сделать уже нельзя, а значит, остается одно – рожать. Олег тогда страшно разозлился, он весь кипел праведным гневом, когда ему об этом сообщили. Ася думала, что он закатит грандиозный скандал, но он только прошипел сквозь зубы:

– Ты это нарочно. Ты никогда со мной не считалась. Ладно, поступай, как знаешь…

Первые месяцы после рождения Анюты она долгое время вспоминала с ужасом. Бессонные ночи, постоянный плач ребенка, пеленки, кормления… Океанов, жаловавшийся, что не высыпается и не может потом работать, брал подушку и уходил в материну комнату, где стояла раскладушка. Он теперь часто ездил в командировки то в Москву, то во Владивосток, то в Хабаровск, хотя прежде дальше Новосибирска не выезжал.

В отличие от Алеши Анюта была слабенькой, болезненной, и ее часто укладывали в больницу.

Зато когда девочка немного подросла, Асе показалось, что на земле наступил рай. Анютка была такой потешной, веселой и ласковой, что ей удалось растопить сердца родственников, еще год назад и слышать о ней не желавших, уговаривавших Асю «не делать ошибки». Теперь она понимала, что никакой ошибки нет. Понимали это все: и свекровь, души не чаявшая во внучке, которая, к Асиному немалому огорчению, была похожа на нее внешне, и бабушка Зоя, и, вероятно, даже Олег, смотревший на дочь с легким удивлением. А Анюта отца так просто обожала и всегда с нетерпением ждала его прихода с работы. Не любить эту девочку было невозможно.